Как институт Макса Планка и Кремниевая долина.

Украинское образование уже не первый десяток лет переживает будоражащие сограждан реформы. Появление платы за обучение, основание частных школ и вузов, попытка перейти на болонскую образовательную систему, создание в вузах бакалаврата и магистрата, многократные изменения сроков обучения в средней школе и, наконец, массовые закрытия вузов — с чем только ни пришлось столкнуться учащимся украинцам.

Однако эти новации, как и многие другие, по мнению специалистов, своих целей не достигли: отечественное образование — как среднее, так и высшее — за последние годы более качественным не стало. Скорее ухудшилось, считает министр науки и образования Сергей Квит.

Более года назад он, в прошлом — президент Национального университета Киево-Могилянская академия, который, согласно независимым рейтингам, стабильно входит в пятерку лучших вузов страны, стал министром. Квит был одним из самых активных оппонентов своего предшественника — одиозного Дмитрия Табачника. Последний возглавлял профильное министерство при президенте Викторе Януковиче, известен своей украинофобской политикой и теперь обвинен Генпрокуратурой в растрате имущества в особо крупных размерах.

С приходом Квита сфера избавилась от некомпетентных решений, однако существенных и ожидаемых изменений не произошло. Впрочем, сам Квит их уверенно анонсирует: по его словам, для образовательной революции теперь не хватает лишь законов, а их принятия он ожидает в этом году. О том, что произойдет после этого, министр рассказал НВ.

— Какие глобальные изменения ждут отечественное высшее образование?

— Необходима экосистема. Нужно изменить научную инфраструктуру, объединить науку и образование, создать современные научные институции, такие как Общество содействия науке имени Макса Планка в Германии и Кремниевая долина в США. В подобной экосистеме талантливый человек учится, генерирует идеи, находит инвесторов, создает стартапы и зарабатывает деньги.

Нам следует провести аудит, понять, какие имеются научные силы и что нужно Украине в первую очередь. Фокус должен быть на направлениях, которые важны для нашего государства в первую очередь, где мы можем быть конкурентоспособными на глобальной арене.

— Аудит — дело долгое. Вы уже знаете, на чем концентрироваться, а на чем придется экономить?

— Экономить — страшное слово, предлагаю его не использовать. Потому что за год мы трижды сокращали бюджет на науку и образование. Все расходы на науку в Украине приблизительно равны аналогичным затратам одного европейского университета средних размеров. Наша сфера научных исследований — это обломок советской системы, которая занималась всем на свете. Мы не можем себе этого [экономить] позволить.

Мы должны искать деньги. Украина уже стала членом программы Horizon 2020. Это большая европейская грантовая программа, суммарно на €80 млрд. Наши университеты и научно-исследовательские институты могут принимать в ней участие, создавать консорциумы и получать гранты. Нам сделали скидку в 95 %, и в этом году мы не платим никаких взносов.

Все расходы на науку в Украине равны аналогичным затратам одного европейского университета средних размеров 

Другой путь — экономические реформы. Деньги на научные исследования должна принести отечественная экономика.

Увы, до проведения аудита я не могу сказать, что сокращать, а что сохранять. Очевидно, нужды страны сегодня связаны прежде всего с агропромышленным и военно-промышленным комплексами, а также с IT. Что касается последнего сектора, то он будет развиваться в любом случае, даже если о нем особо не заботиться. Речь тут не о специальных затратах, а о льготах: чтобы меньше было налогов, люди вкладывали деньги, приходили международные компании.

— А как вы предполагаете финансировать вузы?

— У нас нет другого способа финансировать университеты, кроме как методом госзаказа или за средства физических и юридических лиц. Сегодня финансирование вузов зависит от количества студентов.

Нам надо изменять философию финансирования образования. Зарплата преподавателя должна зависеть только от его контракта. Поэтому мы должны открыть ворота для самого разнообразного финансирования.

Кроме того, у нас слишком много вузов. До принятия закона О высшем образовании их было 802, сейчас мы можем говорить о 317 [третьего и четвертого уровня аккредитации]. Но и это многовато. Вот в Киеве 76 вузов готовят юристов. Это ненормально.

В целом государство должно финансировать не госзаказ, а просто выделять средства на образование. Университет сам разберется, куда тратить деньги: сколько на науку, сколько на учебный процесс, сколько на зарплату преподавателям.

— Таким образом государство окажет высшее доверие ректору, он может стать неким наместником, а может —  и царьком…

— Наша система управления университетами сформировалась по принципу единоначалия еще в сталинские времена. Тогда нужен был крайний — с кого снимать голову в случае чего. Нам же крайние не нужны.

В 2006 году я был на семинаре в Кембридже. Изучали, что такое университетская экономика в Британии. Их проректор говорил: “Если вы в Украине хотите иметь значимый национальный проект, вам нужны три вещи: правильные люди, традиции и доверие. Без доверия нет ничего”. Я спрашиваю проректора: “Вы — не государственный университет, но вас же государство финансирует?” Он утвердительно кивает головой. “А как отчитываетесь?” — “Никак”. Потому что это Кембридж, ему виднее.

Хорошие университеты должны быть богатыми и сами решать, как им распоряжаться деньгами. Но такой подход пока не слишком применим к нашим вузам.

— Даже к Киево-Могилянской академии, где вы были ректором?

— У нас есть хорошие вузы, которые могут работать иначе. Но они не являются университетами в современном смысле слова. Они не создают качественно нового знания. У них научный сегмент занимает несколько процентов от всех видов университетской деятельности, а должен занимать более 50. Во всем мире рейтинги вузов строятся именно на этом. Мы должны интегрировать науку и образование.

— Сколько на это потребуется времени?

— Если в этом году будут приняты законы, которые нам нужны, то два-три года.

— Хотя сегодня Национальная академия наук (НАНУ) выглядит абсолютно такой же, какой была лет 30 назад. Может быть, нужно изменить сначала НАНУ, а потом уже перестраивать систему высшего образования, а не наоборот?

— Правильный вопрос. В идеале наш закон о высшем образовании должен был бы называться О науке и высшем образовании.

Недавно академик Борис Патон вновь был избран президентом НАНУ. Он выдающийся исследователь и организатор, это историческая фигура, у него есть признаки гениальности. Но он возглавил Академию наук УССР в 1962 году. Понимаете, все, кто за него тогда голосовал, уже умерли. А все академики, работающие сейчас, получили свои звания уже при нем. Сегодня НАНУ, к сожалению, не смогла предложить ни новых идей, ни новых людей.

— Вы говорите об этом несколько отстраненно, хотя вы — в том числе министр науки…

— Да. Академия наук обладает специфической автономией. Мы же работаем над новым законом о науке и научной деятельности.

Вот в Киеве 76 вузов готовят юристов. Это ненормально

Необходимо демократизировать НАНУ, вовлечь в процесс принятия важных решений всех докторов и кандидатов наук, которых сейчас никто ни о чем и не думает спрашивать. НАНУ совместно с правительством должна вырабатывать государственную политику в научных исследованиях, которой сейчас вообще не существует. Консервировать существующую систему Академии наук нет никакой возможности.

— В Индексе глобальной конкурентоспособности у Украины самые высокие показатели именно по образованию. Главным образом, из‑за количественных составляющих: почти все украинские дети ходят в школу, у нас высокий уровень грамотности. А по качеству мы ближе к концу первой сотни стран. Почему?

— У нас отсталая система высшего образования, но сильные ее выпускники. Этому есть социальное объяснение: наши люди понимают, что, если они себе сами не помогут, им никто не поможет. Поэтому часто выпускники знают и умеют то, чему их в университете не учили. Украинцы — талантливые люди. Только оценивают их потенциал, к сожалению, намного чаще за границей, чем дома.

— Возможно, это наследие школьного образования?

— Частично. Но качество образования падает. Если сравнивать нынешних абитуриентов той же Могилянки с теми, что были десять лет назад,— те были сильнее.

— То, что сокращение количества вузов в Украине требует МВФ,— это миф?

— Миссия фонда нас спрашивала: “Мы вам помогаем. Что вы готовы сделать в качестве позитивных изменений?” Они понимают, что у нас неадекватная сеть учреждений образования. Например, профтехучилища создавались в советское время под тогдашние заводы и фабрики, многих из которых уже нет. Я предложил МВФ: “Давайте мы возьмем на себя обязательство сократить количество высших учебных заведений с 802 до 317”. Им эти параметры понравились.

— Образовательные реформы касаются и средней школы. Сколько лет должен учиться украинский школьник?

— 12 лет. Мы с вами, будучи школьниками, учились десять лет. Тогда весь мир учился 10 лет. Сегодня весь мир учится 12 лет — так что это требование времени.

— Сколько иностранных языков должен знать конкурентоспособный выпускник школы?

— Столько, сколько может. Убежден, что как минимум выпускник должен владеть государственным языком и знать английский. В Эстонии на момент вступления в университет абитуриенты должны владеть английским языком как рабочим.

Кстати, этим летом начнем воплощать общенациональный волонтерский проект Летние языковые лагеря. Хотим охватить все наши школы. К этому проекту привлекаем международные организации — Корпус мира, Британский совет, Гете-Институт, Французский культурный центр. Важно, чтобы с нашими детьми работали носители иностранных языков, креативные преподаватели, чтобы овладение языками происходило в естественной неформальной атмосфере. Мы хотим создать моду на изучение иностранных языков.

— А русский необязательно стоит изучать? Это рабочий язык на региональном рынке труда.

— С ним — как с любым другим языком. Я не предлагаю его выкорчевывать. В конце концов, есть литература, фильмы. Заботиться следует о любом языке, однако русский не понес тех утрат, которые понесли украинский, греческий или крымскотатарский языки. Государство должно создать условия, чтобы любой язык развивался, но специальное внимание будем уделять государственному и английскому.

Материал опубликован в №21 журнала Новое Время от 12 июня 2015 года